Марина Чернова

СБОРНИК РАССКАЗОВ

Сон странный: иду по маленькой улочке, примерно представляю где, но неотчетливо, вдруг чувствую он, спиной, всей кожей он там, боюсь повернуть голову, наконец всем телом:
-Привет
-Привет
Белая рубашка, и лицо странно белое, не так, не узнаю. Говорим о пустяках, и над нами, за нами знание - все позади, все уже решилось и нет смысла объясняться. Смотрим друг на друга, скользим, по лицу, по рукам, в землю. Идем долго по улицам, парадоксы сна - все улицы идут вверх, на сбив дыхания, да и так не дышу, приросла правым - его боком. Дошли, какое-то открытое кафе, появляется муж и какой-то приятель, все шапочно знакомы, разговоры ни о чем, светский трёп, вокруг, кажется, нет домов, черные акации на ослепительно синем небе и птицы, птицы, движутся, словно их затягивает в невидимую воронку. Пора расходиться, поднимаюсь - сталкиваемся, сшибаемся, жадные "нечаянные" прикосновения ожоги, белая,как полотно прощаюсь, ухожу с другим. Чувствую, что сейчас сорвусь, взорвусь, --Мне нужно зайти в Орландину, ты подождёшь или домой? Знаю, что не будет ждать, уходит, слава богу. Бреду, покупаю какую-то оранжевую помаду, еду на трамвае, и вот уже попала страна снов, с её перекошенной географией. Я - в Питере, в промзоне, склады, ангары, все двери заколочены, трамваи звенят, звенят, сумасшедше трезвонят Господи...

-Алё, мне нужна Марина.
-Я Вас слушаю.
-Алё, Мурчик, это Герман.
-Кто?!
-Герыч, ёлы, я тут мимо еду, сейчас буду у тебя.
Одноклассник по кличке Конь. Вошел, согнувшись в дверном проеме и заполняя собою всё пространство, поршнем вдавил меня вглубь квартиры.
-Ну что, птичка, сидишь яйца свесила?
-Гер, ты откуда взялся?
-От верблюда, я тут пацанов собираю, подумал - надо Мурчика вытащить.
-А чего это вдруг?
-Вдруг? Ну ты даёшь, у меня ж юбилей, тридцатник!!! В общем так, в 17-00, я тебя подбираю, ты где работаешь? ЦГБ? отлично.
-Мне Аську деть некуда.
-Спокойно, Аську щас няньку организуем, не парься!

17-00 как штык. Приезжаем.
-Девчонки, в вашем полку прибыло, это Мурчик, моя любимая одноклассница, не обижать.
Девчонки бультерьерски улыбнулись, каждая легко перекусит меня пополам. Сижу, напротив огромный осетр в будёновке.
-Мурчик, кушай рыбку, что ты всё эту ботву, вегетарианка что ли?
-Да нет, так просто.
За огромными окнами Дон, дует "низовка" верхие слои воды движутся против течения, образуя причудливые водовороты. Помню, в Питере, студенткой вечерами ходила курить к Неве, она меня волновала необычайно, и главным образом тем, что текла не в "ту" сторону!( для человека, выросшего на реке очень заметно), от этого неправдоподобного зрелища возникала иллюзия обратного хода времени, кто-то мотает пленку назад, оси развернулись, сейчас увижу пятящихся прохожих, птиц+, но ночь никого нет. И ещё звук, удивительно животный, с которым Нева облизывала гранит ступеней, как магнитом тянет , вбирает в себя, притворно ласково+
-Алё, предлагаю выпить за мою школьную подругу Мурчика, если бы не она я бы и до восьмого не дотянул.
-Мурчик, пойдем потанцуем.
-Ты на какой помойке штаны нашла?
-Гер, это специально эффект старения, кракелюры.
-Слушай, может тебе бабки нужны, без проблем, а хочешь - я твоего дятла поставлю директором точки?
-Нет, спасибо, дорогой.
-Мурча, а может тебе любовника хорошего надо?
-Это ты себя предлагаешь?
-А что? Или вон Филя.
-Или оба разом.
-Гы, ну ты молодцом подруга, я не против конечно.
-Гер, а негров у тебя нет?
-Черножопых? Да как грязи, счас организуем.
-Я пошутила.
-О, мясо, а я тут рыбой мучаюсь+
-Гера, я пойду наверное, меня Аська ждет.
-Да ты чё, сейчас же самое веселье пойдет, мы на Левый собираемся, пострелять.
-Спасибо, в другой раз.

Прокрадываюсь на цыпочках, мышка сопит, укрытая до подбородка желтым одеяльцем.
-Здравствуйте МГ, как она, не кашляла?
-Чуть-чуть
-Спасибо, доброй ночи.

И больше ничего. Нет ничего. Не видно
Ничего. Ничего не видно, кроме
Того, что нет ничего. Благодаря трахоме
Или же глазу, что вырвал заклятый враг
И ничего не видно. Мрак.
И.Б.

У нас ночная смена, выходим из цеха покурить, на обрыве, над Доном, быстрым и коварным в верховьях. Лежим на земле. Лежим курим, звездное небо над нами и Кант внутри нас. Течение, там, внизу моет корни деревьев и от этого стоит такой странный глухой стон, как будто кто-то перебирает струны внутри, под сердцем. Все движется, струи воздуха осторожные и настороженные. Мы на острове, душу вынули и положили в ручей, и она голубка тихая, покрывается нитями водорослей. Небо черное, близкое - ночь.

День рождается быстро, вдруг. Узкая бескровная полоска над рекой разливается, заволакивает горизонт и вот уже солнце - красное печеное яблоко катится над её усталым телом. Если опустить ступни в воду можно почувствовать пульс, четко, как метроном, река отбивает ритм черной крови.
-Я лягу на воду и поплыву к морю, как листик.

Шорох в кустах - солдаты воруют горох, бедные, им всегда хочется есть. Некрасивые мальчики в огромных сапожищах, неловко шутят, мы для них почти принцессы, студенточки, безудержно голенастые, странные коллеги, даём стране ЗЕЛ. ГОРОХ ЖБ 25Х360 мозговых сортов.

-Маринка, мы в Булонском лесу, сейчас подплывут жирные утки, у них глаза с поволокой, как у ласковых красоток, фарфоровые грудки.

-Юля, мы - ежики в тумане, давай пить чай с вареньем.
-Здесь нет варенья, только горох.
-C гороховым вареньем.

-Юлька-а-а, я еду, я лечу, конвейер стоит, а я лечу.
Конвейер настоящий галлюциноген, полчаса поработаешь, и начинаются видения, такое головокружение, свист в ушах.
-Не сосредотачивайся на себе, думай о банках.
-Я не хочу о банках, я хочу о любви.
Рекомендую, Юля, эту муку,
Без имени и тоньше паутинки.

-Ты влюблена?
-Нет, но, кажется хочу.

апель, 2001

День взятия Бастилии.

Тогда, в некотором недоумении она впервые (осознанно) заметила, что не беременеет, ну просто, вообще, совершенно, беззаботно скользя над проблемами подруг. И обрастая тревогой, эта мысль закралась ей в сердце. Она бряцала серебряным лепрозным колокольцем, к ней теперь она неизменно обращалась, строя и ломая свою жизнь.

Их отношения были давними и как бы фоновыми, полу друг, полу любовник, полу учитель, он обращался с ней, как с маленькой девочкой, как со щенком, покровительственно отметая её романы, её картины, её обманы. Она же просто любила сидеть на подоконнике его старой квартиры и читать при свете уличного фонаря, едва различимом.

В ноябре, когда она праздновала свое рождение, решила было уйти, но как-то все откладывала,(глупая привычка : решила - уже сделала, свершить - формальность). Вдруг заболела, болела и болела, мучительно недомогала, и наконец поняла что беременна. О какое счастье, какое облегчение, какое чудо, девочка, девочка, Ася. Божественное имя, иссиня-черное, как круглое пантерино ушко, блестящее, как её мокрый нос, хрупкое, как самый последний, не дотаявший на языке островок мятного леденца, слабый слежавшийся снежок.

Он был удивлен. Трогательно торопливо накупил каких-то костюмчиков и смешные полосатые башмачки. Она осталась.

Вскоре ей стало хуже и врачи, вынесли неутешительный вердикт (на дворе было 7 апреля - Благовещенье!!!): беременность необходимо прервать. Это был конец всего, она окаменела, не могла ни есть, ни пить, ни плакать. Так тянулись недели консилиумов и встреч с разными медицинскими светилами: Поймите, детка, если даже Вы её доносите, в чем я лично глубоко сомневаюсь, она почти наверняка родится мертвой - интоксикация .

Она должна была принять решение, страшнейшее в жизни. Мать смотрела на неё полными ужаса глазами, такими, какими она сама смотрела на больничных собак, пробегающих под окнами.
-Скажите мне, куда девают трупики, детские трупики, у этих собак людоедский взгляд?
-Ну что ты говоришь, ну не надо.

Она подписала бумаги. Она, сама не веря в то что делает, ОТРЕКЛАСЬ от своей девочки, от Аси, метавшейся внутри, как маленькая рыбка.
Он был рядом, терпеливо, почти безмолвно.
-Ты можешь уйти от меня потом, если хочешь, я не обижусь.

Её перевели в операционное отделение. Ну, вот собственно и всё. Нашелся добрый доктор, хирург, славный, как старый медведь.
-Дитё, ты полежи пока, если станет хуже, я тебя прооперирую, куда нам спешить?
И она лежала.
В день взятия Бастилии родилась девочка, болезненная и слабенька,, живая Ася.

*неприемлемо, как низводящее до уровня гомункула, бездушное, с душой разводящее, недостаточное даже для иных из собак Павлова.

март, 2001.

Маня.

Собака Маша стоит целого зоопарка, когда-то (до меня) была Майра - ирландский сеттер, чу'дная, лучшая подруга- ели из одной тарелки. Майру до смерти залечили ветеринары и Маня едва не сошла с ума, во всем обвиняя себя. Однажды, увидев на улице похожую бросилась к ней - целовать в мокрую морду. Счастливые хозяева уступили ей это сокровище всего за 200 рублей. Так и появилась Маша взрослая и совершенно невменяемая.
-Она наверное глухая - ничего не слышит, Маша, Маша+
- Она идиотка.
-Тебе её совсем не жалко, её просто никто не любил.
И Маша осталась , съедая и разрушая всё что оказывалось в поле её досягаемости. А у Мани появилась привычка снимать колготки на пороге квартиры.

Маня живет в расселенной коммуналке, в типичном одесском дворике, , где все в курсе событий её личной жизни. -Ну сейчас высунутся.
-Тебе не всё равно?
-Ага, позавчера тетка из седьмой встретила меня с Максом на лестнице и таким противным голоском говорит: Молодой человек, а это не Вы тут были на прошлой неделе, а то у нашего Кирюши велосипед украли! представляешь, старая жопа.

Зимой Маня подрабатывала в баре (-деньги были нужны,а в фирме ни хрена не платят). -Ой , у меня вчера была история. Заходит парень, ну нормальный такой с виду, и тащит за собой трассовичку , она худющая, в рваных колготках, а башка огромная, как у гуманоида. Он ей чего-то заказал, она выпила - под стол свалилась и уписалась, ужас. Или обдолбанная, или - не знаю. А он, такой добрый поднял её и девчонкам денег дал, всё извинялся , а мог бы просто плюнуть и уйти.
-Ага, и ещё ногой бы по почкам.
-Ну что ты, я серьезно, а вдруг это любовь?

-Слушай, я послала фотографию на сайт знакомств.
-Ну и ?
-Весь ящик завален письмами каких-то придурков, один пишет - я казак запорожский, хотя, судя по фотке - криворожский.

-Ой получила письмо от турка, всё в розочках, сейчас брошу тебе - переведи.
-Алмасдыр,якышдыр,сык-сык ындыр
-Чего?
-Это по-турецки - у меня опять изжога.

-Слушай, тут один москвич, такой славный и письмо хорошее.

-Что такое синяя звезда ?
-Да рассказик такой, в одной стране жили-были...
-А можно покороче, мне сейчас Саша будет звонить.
-Ну в общем прекрасный принц увез её в свою страну и они жили долго и счастливо.
-Вау, так это что- намек?
-БЭзусловно.

-Слушай, он меня пригласил к себе, на праздники.
-Поедешь?
-Да, наверное, только возьму юбку и Таран и сумку у Ашкариды.

-Ну как?
-Да говно, я себя никогда так плохо не чувствовала. Представь, идем по магазину, а он мне: Маша, это шампунь, им моют голову, а это полотенце,...Разговаривал со мной, как будто я вчера с дерева слезла. И кошки у него мерзкие лысые такие, бродят, как привидения.
-Да ну, не бери в голову, обычный московский сноб, для них за пределами первопрестольной начинаются земли варваров. Мы сидим на скамейке и пьем минералку.
-Вот уроды, мало того, что наливают из-под крана так ещё и соли насыпали.
-Это чтобы хлоркой не воняла.
Тяжелые капли падают в пыль у наших ног и завернувшись в её ветхий бархат , разбегаются ртутными шариками.
-А в постели он был ничего на четверочку, с плюсом, говорит Маня и жмурится как кошка.

март, 2001,

Значит, не буду.

За день до этого я, захлебываясь от пустоты, от бессилия в онемевшем теле, ничего не видя после его прощальной отповеди - тихонькой, как доктор над больным истеричным ребенком - шепотком, вкрадчиво:
-Я не могу больше, ну что ты молчишь?
-...
-Скажи - пока .
-Пока.

... пока не лопнуло сердце, пока не забылось - криком , вслед, написала ему всё о пугливой, мизерабельной его душонке, пепромокаемо-непотопляемой, сморщенной, как чернослив - горькой... Так хотела сделать больно, больнее, чем могу чувствовать (может ли он?), прокричать, чтобы выкрошились зубы - "Не звонить, не писать, никогда, даже если я, ни дай бог, его прощу." (прощу? - попрощу, как милость.)
И уже на следующий день приползла-извиниться ( может, пожалеет убогую). Но не снизошел.
- Мама, мамочка, я распухла от горя.
- Нужно взять ветки барбариса и двадцать минут на водяной бане.

Господи, как все знакомо - "цветаевский" комплекс Татьяны. У кого из нас? У него? У меня? Страстная страсть к несчастной, невозможной любви, всей на себя, в единоличье чувств. Ибо что может быть естественней для любви ? Быть отторгнутой и нежеланной в момент самого сокровенного и отсердечного дара неузнавание, непонимание избранности, удостоенности.

-Я не могу больше обманывать жену.
Я тоже не могла обманывать его жену. Мимоходом, нарезая огурец: "Она училась там же , где и ты, но на вечернем отделении. Она хорошо готовит."(я - плохо)
Когда это "вечернее отделение" снимало трубку, у меня в душе рождался и набухал комплекс Татьяны (к чему лукавить?) я просто физически не могла ей врать -отстраненным голосом, что-нибудь вроде "Это фирма "Агрохимия"?, позовите Надю". Так и стояла у меня перед глазами голоногая, с половником в руке - над кастрюлями, оплетенная ветвями запахов, втравленная в мою жизнь.
-Але, але, говорите...
Пусть так, я не буду торговаться.
Oh my lover,
You can love her,
You can love me at the same time.
Oh my lover, Don't you know it's alright?

-Я любил тебя всегда, но больше не могу раздваиваться.
Мальчик, зачем ты это говоришь? Рыба-резиновая-разлинованная-прошитая, с головы до ног просчитанная. Я так любила держать в руках твою черную голову, целовать твои красивые холодные пальцы. Мой жалкий возлюбленный. Значит, не буду, значит, не буду, плакать не буду.
А дома муж - свой парень, борода в капусте и дочка.

январь 2001